это катило своим чередом, а Солнце катило по небу, перевалило зенит, стали удлиняться тени… Я успокоился, усталости пока не чувствовал, а мысль заработала четко. Не ослабляя внимания, я стал размышлять.
Итак, что мы имеем? Чужой автомобиль без документов, то есть какие-то, конечно, доки есть, но они не имеют ко мне никакого отношения. Пистолет… Два! ПСМ с почти расстрелянным боезапасом и другой, взятый мной у главаря… кстати, я даже не посмотрел, что это за машинка, только теперь, не отрывая взгляда от дороги, нашарил оружие на кожаном сиденье — оказался банальный «макар». Ну ладно.
Ага. И что мне с таким криминальным набором делать? Переть больше тыщи километров наудачу, уповая на то, что удастся проскочить все возможные посты ГАИ, стационарные, передвижные, с учетом того, что инфа о перестрелке на выезде из Ростова пойдет по милицейским каналам. Ну, конечно, это не двадцать первый век, с одной стороны, и не четко работающая, при всех своих огрехах советская милицейская система — это безвременье девяносто третьего года, где можно в самом деле затеряться и вынырнуть на другом конце страны куда легче, чем это было до и после… Да. Но все же вряд ли на это можно надеяться стопроцентно. Новенький «Бумер» с московскими номерами — как-то совсем не то, на чем можно незаметно прошмыгнуть эту тысячу с лишним километров. Шансы невелики, а вот шанс, что на каком-то посту тебя тормознут гаишники, даже не знающие ничего о ростовском происшествии, а просто из жадного любопытства — ого, за каким чертом занесло в нашу глушь столичного буржуя⁈ А ну-ка давай посмотрим, как можно его доить?.. Да, вот этот шанс более, чем реален.
Так созрело непростое, но разумное решение: машину бросить, оружие тоже к черту. Денег у меня более чем, поезда вроде бы ходят, несмотря на упадок, автобусы тоже… так, как-нибудь на перекладных доберусь, не беда.
Ну, что там говорить, «бэха» шикарная, комфортная и скоростная штука, бросать такую жуть как неохота. Но никуда не денешься! Когда на горизонте замаячили здания какого-то довольно крупного города, я вздохнул, приготовясь к расставанию с авто, и тут же запретил себе печалиться.
Заметив немощеный поворот вправо, я свернул туда, проехал метров с триста вдоль лесополосы, обнаружил небольшую лужайку между тополей, там и припарковался. Место идеальное: с шоссе совсем незаметно, даже с проселка не очень, надо вглядеться. Конечно, когда-нибудь кто-то вглядится… но это будет уже далеко от меня.
Я даже не стал интересоваться документами — на чье имя машина, кто он, ее хозяин — знать не хотел, не нужен мне этот мир, ничего не хочу о нем знать. Оба пистолета прихватил, открыл багажник. Удача! — лопата есть, самая грубая, банальная совковая лопата. Вот и хорошо.
Пройдя метров двести в сторону шоссе, я оглянулся. Никого. С шоссе доносился отдаленный шум машин, здесь же негромко шелестели листья, пахло нагретым дневным лесом, травами, цветами… Я выкопал, несколько помучившись с дерном, яму глубиной штыка в два, кинул пистолеты, забросал землей, придавил дерном — практически незаметно. Ну вот и прощай, прежняя жизнь! Уже на выходе из лесополосы постарался подальше зашвырнуть и лопату.
В приподнятом настроении я вышел на трассу, пошел к городу… и быстро выяснил, насколько это неудобно. Идешь, идешь, в метре от тебя поносятся машины — не очень приятно, скажем прямо. Да и расстояние… На авто десять километров вздор, пустяк, а для пешехода — ноги отвалятся… Довольно быстро я затосковал, стал озираться. Проголосовать?.. Махнул рукой первому попавшемуся — КамАЗу-цистерне, и здоровенный грузовик замигал правым поворотником, прижимаясь к обочине.
— Здоров, земляк! До города подкинешь?
— Садись. Сам-то откуда будешь? — полюбопытствовал молодой водила, трогаясь с места.
— Да из Ростова, по делам.
— А что за дела-то?
— Ну, извини, — я засмеялся. — Коммерческая тайна! Нет, правда, не могу сказать, послали меня — надо сделать, ну и делаю…
Неизвестно, поверил он или нет, но расспрашивать больше не стал, а расплатился я с ним щедро, хотя не сверх меры, конечно.
В городе я без труда нашел железнодорожную станцию, почти пустую, у окошка кассы вовсе никого не было.
— Здравствуйте! Как от вас до Уфы доехать?
— До Уфы⁈ — изумилась кассирша так, словно я спросил ее про Рио-де-Жанейро. — Да ведь прямой дороги нет, только с пересадкой…
— Давайте с пересадкой.
Выяснилось, что лучший вариант — доехать до Саратова, а там уже брать билеты до Уфы. Ближайший поезд через два часа.
Я взял плацкартный билет, вышел на перрон. Уже вечерело, тянуло легкой прохладой, резким странным запахом железной дороги, и это вновь охватило меня неясным предчувствием, в котором даже не хотел разбираться: что будет, то и будет.
Поезд-«бичевоз», конечно, был замызганный, с разбитыми вагонами, поддатой недовольной проводницей, да к тому же в моем вагоне очутилась целая компания цыган, несколько семей, взрослые и дети, молодые, пожилые, не пойми какой степени родства межу собой, и все они орали что-то, впечатление было такое, что не молчит ни один, включая самых мелких. Мне этот ор совсем не мешал, я только забеспокоился, как бы они не сперли у меня спящего деньги, они на такое дело мастера… поэтому спал чутко, просыпаясь от каждого шороха. Впрочем, обошлось все благополучно, только не выспался. Но это можно пережить.
Утром был в Саратове. Городом интересоваться не стал, хотя, наверное, в нем есть на что посмотреть. Сразу пошел в кассу, выяснил, что ближайший поезд до Уфы «Саратов — Челябинск» будет в обед, и на этот раз взял билет купейный.
Расплачиваясь, я не очень осторожно вытащил здоровенную стопку купюр, заметил, как изменился взгляд кассирши. Ругнул себя за опрометчивость… да поздно, сделанного не поправишь. Рассчитался, взял билет, осторожно перекусил в буфете, избегая продуктов с мясом — черт его знает, какое оно! Между делом огляделся. Здание вокзала, конечно, было грязноватое, запущенное; как всегда в таких местах, шатались бродяги, бездомные, всякие иные мутные личности… Неторопливо прошли двое патрульных с рацией. Я, признаюсь, малость напрягся, хотя вид делал совершенно равнодушный, они так и прошли своей дорогой, а я неторопливо допил чай и доел бутерброд с сыром.
Напряжение, похоже, не осталось без последствий. Захотелось по малой нужде. Ну, пошел. В сортире было пусто, я зашел в кабинку, стал делать дело, уже к концу шло, как щелкнула входная дверь, зазвучали торопливые шаги — и во мне вспыхнуло предчувствие беды.
Шаги вразнобой, по звуку — двое-трое. Тяжелое дыхание. Хриплый голос:
— Стой, падла, как стоишь, если жить хочешь! Бабки давай. Быстро!
— Быстро! — насмешливо сказал я. — Быстро только кошки родятся. Дай хоть штаны застегнуть.
И я вправду затянул ремень.
Характерный щелчок ножа-«выкидухи»:
— Ты чо, клоун, не понял⁈
— Да что тут не понять, — сказал я, по звукам и метаниям теней определив расстояния.
Резкий толчок левой ногой — и правой стопой я со страшной силой дал придурку в пах. Мгновенно развернувшись, видя, как его скрючило в три погибели, я правым кроссом ушатал второго, сдуру бросившегося на меня.
А! Тут еще и третий, блокирует дверь, чтобы никто не вошел. Этот тоже, видать, не понял, на кого нарвался, бросился на меня, получил джеб левой, от чего слегка одурел, а правый хук погасил ему свет минут на пять.
Я огляделся. Первый, держась за яйца, подвывал сквозь стиснутые зубы, двое других валялись без сознания. Нож лежал рядом. Я поднял его, бросил в унитаз, на всякий случай спустил воду и, не глядя на этих идиотов, вышел.
По правде сказать, из сортира я не вышел, а выбежал, весь на адреналине, на бешеном взводе. Злобы никакой на грабителей-уродов я не чувствовал, но жестокий азарт был. Естественно вертелась мысль: кассирша сдала! Одна вокзальная мафия, шайка-лейка!.. Ну ясное же дело, увидела у меня толстую стопу банкнот, тут же и маякнула местным гопникам, с которыми в преступном сговоре, наверняка не первый раз такие темы проворачивают… Бежать я не стал, чтобы не привлекать внимания, но деловым ускоренным шагом прошел к кассам.
Конечно, я помнил, где брал билет. Сунулся туда — ага, как же! Сидела там уже совсем другая кассирша. Та была темноглазая шатенка средних лет, а теперь за стеклом сидела рыхлая, скучная пергидрольная блондинка.
Я легко восстановил в памяти облик темноглазой, и теперь с запозданием сообразил, что было в ней что-то такое,